Александр Бурьяк: Боевой журнал городского партизана

На острие клина

5. Люди, которые нам мешают.

Наш мир -- как Ноев ковчег: горстка людей и уйма скотов. Сэмюэл Батлер

5.1. Забастовщики.

Забастовщик забастовщику рознь. Бывает, бастует отчаявшийся, бывает -- жлоб. Бастующий жлоб -- это вымогатель, добивающийся перераспределения в свою пользу общественных благ. Далеко не всякий работник имеет возможность провести эффектив- ную забастовку. Хорошо бастуется тому, кто труднозаменим, спосо- бен препятствовать штрейкбрехерам, а вдобавок имеет "подкожный жир", позволяющий выдержать некоторое время без зарплаты. Побас- товав, он ещё больше перетянет на себя одеяло, и к очередной забастовке "подкожный жир" его трудовых накоплений окажется ещё толще. Между тем, владельцы предприятий и/или государство возьмут своё так или иначе: чтобы умиротворить тех, у кого есть возможность бастовать, заберут у тех, у кого такой возможности нет. В крайнем случае заставят косвенно платить всех рядовых граждан. Чего не произойдёт после забастовки, так это сокращения доходов социаль- ной верхушки. Ну, разве что будет у кого-то временное сокращение -- на время перехода к новой системе распределения тягот и благ. Таким образом, забастовки -- это зачастую школа жлобства, а не школа борьбы. Надо бороться за изменение социального порядка, а не за увеличение собственной зарплаты. Далее, что случается, если, к примеру, бастуют авиадиспетчеры, а какому-то простому человеку надо срочно и далеко лететь? В первый день он этим забастовщикам желает: "Чтоб вам пусто было". Во второй день он становится более резок: "Чтоб вы сдохли". В третий день он и вовсе срывается с тормозов: "Чтоб ваши дети сдохли вместе с вами". Когда таких пострадавших собирается целая толпа, забастовщикам лучше с ними не сталкиваться. Бывает прекрасна всеобщая политическая забастовка, когда люди хотят добить ненавистную власть и сражаются не за жалкую прибавку к зарплате, а за общее "светлое будущее". Они идут не на работу, а на площадь и там орут за новых лидеров. * * * Следующие факторы определяют возможность проведения эффективной забастовки: большая численность коллектива (она обеспечивает эффект толпы и заметность в обществе); сложность профессии (затрудняющая замену забастовщиков штрейкбрехерами); неизбыточность профессии на рынке труда; нетесная связь работы с защитой сограждан (врачам скорой помощи и пожарным бастовать сложно); возможность остановки технологического процесса без чрезмер- ного ущерба. Агрессивность и сплочённость забастовщиков не компенсируют отсутствия этих факторов. Так что реальная возможность тянуть на себя одеяло посредством забастовки есть лишь у сравнительно немногих. * * * Если бы забастовщик бастовал за повышение МОЕЙ зарплаты, а не своей в ущерб моей, я бы согласился с тем, что я -- жлоб, а он -- героическая личность. * * * Кто такой негодяй-штрейкбрехер? Чаще всего -- всего лишь измученный безработицей человек, который согласен работать даже на тех условиях, на которых не согласен забастовщик. Борясь со штрейкбрехером, забастовщик ограничивает право того на труд. А ведь должно быть так: поработал сам -- дай поработать другому. От хорошей жизни в штрейкбрехеры не идут. Иногда штрейкбрехер -- не безработный, а зависимый человек. Забастовщик ставит его в трудное положение: перекладывает на него свои проблемы.

5.2. Профсоюзники.

Уровень зарплаты в той или иной профессии определяется не только её сложностью, вредностью, дефицитностью, но и открыва- емой ею возможностью заниматься коллективным вымогательством -- посредством забастовок и пр. Ещё один способ коллективного вымогательства -- помимо забас- товок -- это создание профессиональной ассоциации (профсоюза) и препятствование доступа к работе тем, кто членами ассоциации не являются. Этим поддерживается дефицитность профессии и соответственно высокий заработок подвизающихся в ней. Таким способом в "свободном мире" обеспечивают себе высокий доход, к примеру, врачи и адвокаты. "Борьба трудящихся за свои права" -- явление очень не однознач- ное. Некоторые трудящиеся в этой борьбе так увлекаются, что пере- ходят границу, за которой начинается ущемление ими прав других трудящихся. В фильме "Стиратель" (со Шварцнеггером) есть показа- тельный эпизод: активисты профсоюза докеров, контролируемого мафией, отправляются дубасить тех, кто занимается погрузочными работами, не членствуя в этом профсоюзе. Профсоюзная работа всегда отталкивала меня своей мелочностью. В стране полно вопиющих проблем, которых никто не решает или от которых даже наживаются (да что в стране -- в глобальном масштабе мир становится всё более неуютным), но профсоюзник озабочен не этим: он склоняет каких-то людей к тому, чтобы они потратили свой скудный ресурс борцов не на то, чтобы было продвижение в решении этих больших проблем, а на то, чтобы этим людям увеличили зарпла- ту (и что-то там дали ещё, да побольше). Профсоюзники сужают, уплощают, убожат мировоззрение сограждан. Если какая-то не очень большая, но и не очень маленькая группа в обществе начнёт "бороться за свои права", то она, скорее всего, чего-то добьётся. Особенно если будет призывать остальных к мо- ральной поддержке. По правде говоря, она устроит свои дела как раз за счёт этих остальных, но поскольку их много, они этого не почувствуют. Но если множество групп в обществе, охватывающих значительную его часть, начнёт аналогичным образом "бороться за свои права", у них ничего не получится -- потому что они будут тянуть пресловутое одеяло в разные стороны. Надо заботится о том, чтобы одеяло стало больше, иначе говоря, решать проблемы общества в целом, а не тянуть на себя то одеяло, которое есть. Надёргавшись одеяла в разные стороны (вволю, но без толку: чем больше тянущих, тем толку меньше, плюс издержки на борьбу), тру- дящиеся проходят "школу борьбы" и, возможно даже, революционизи- руются настолько, что сбрасывают правительство и приводят к влас- ти следующее -- "левое", из профсоюзников с узким, уплощённым, убогим мировоззрением, не способных сделать ничего существенного для того, чтобы одеяло стало больше и теплее, -- потому что при- выкших мыслить в терминах его перетягивания. За 5-10 лет профсо- юзники обсираются, и их сменяют "правые" -- через выборы или через военный переворот. Цикл продолжается. В общении с профсоюзниками мне всегда бросалась в глаза узость их горизонта. Нет, они наслышаны об "экологии" и о всяких больших проблемах страны и человечества и даже согласны с тем, что надо эти проблемы решать, но как-то склоняются исключительно к тому, что "права трудящихся" важнее, а ести трудящимся удастся отстоять свои права, то эти большие проблемы решатся чуть ли не сами собой. Между тем, при нынешнем состоянии массовых представлений о человеческих потребностях чем выше доходы трудящихся, тем эти трудящиеся делают себе хуже: приобщаются к порокам цивилизации. * * * О том, почему я не хочу бороться за блага для трудящихся. Мне моих благ хватает. Бороться за то, чтобы их стало ещё больше? Но для этого у меня нет стимула: мои текущие потребности в основном удовлетворяются и так (и они, кстати, меньше, чем у среднего трудящегося, живущего по дурным современным понятиям). Может, мне следует бороться за то, чтобы эти блага были и у других? Но тогда, вполне возможно, их не станет у меня. С таким же успехом (и вдобавок экономя на борьбе) я мог бы эти блага просто кому-нибудь отдавать. Бороться ради удовольствия от конфликта? Но для получения такого удовольствия мне обычно достаточно просто попинать кого-нибудь в критической статье. Борцы за блага для трудящихся были героями, пока не было моде- рализма. Теперь же они зачастую просто жлобы. Я сам -- жлоб?! Определимся с этим понятием. Жлоб -- это тот, кто, преследуя собственные интересы, ущемляет других людей. Если человек решает за других, чем они ради него должны жертвовать, то он тоже жлоб. А тот, кто других не ущемляет, а просто не хочет ничего для них делать, -- эгоист.

5.3. Перманентные революционеры.

Важнейшее для городского партизана качество -- способность правильно выбирать врага и средства воздействия на него. Абсо- лютно плохих и абсолютно хороших вещей нет. Надо так определять себе врагов, степень вражды, используемое оружие и обстоятель- ства его применения, чтобы самому не стать по преимуществу злом. * * * У меня есть революционствующий приятель, который любит обращать моё внимание на то, что "революции делаются состоятельными людь- ми". Зачем ему это, не знаю. Может, чтобы оправдывать собственные потребительские излишества, а может, чтобы вовлекать состоятель- ных людей в революцию. На мой взгляд, состоятельные революционеры -- это либо одержи- мые какой-нибудь чушью идеалисты, либо больные на голову искатели "экстрима", либо неявно ущербные, которых душит чувство собствен- ной неполноценности, либо и вовсе дерьмо, зарабатывающее на жизнь революционной демагогией и провокациями, то есть загребающее жар чужими руками. Для последней категории революция -- это выгодное предприятие, а не вынужденная жёсткая мера. Такие состоятельные революционеры в любой революции обычно на виду, в "руководителях", отсюда и возникает иллюзия, что револю- ции делаются ими. Впрочем, можно считать, что революции ими действительно делаются, а тысячи (или сотни тысяч -- как в России 1918-1920 гг.) погибающих при этом "рядовых бойцов" -- это лишь инструмент свершения революций. Нормальный революционер -- это тот, кому плохо живётся и у кого нет реальной возможности достичь благополучия законными способа- ми. Всякий другой революционер подозрителен, потому что людей, искренне обеспокоенных состоянием общества в целом и будущим человечества, на самом деле очень немного. Мне довелось знать одного профессионального революционера. Это был Глеб Самойлов, руководитель организации русских националистов в Беларуси. Так вот, он не только был беден, как церковная мышь, но ещё и бессребничал. Целыми днями он работал на свою революцию (а ночами зарабатывал на жизнь в качестве сторожа). Он был беско- рыстен, поэтому имел значительный моральный вес. Может быть, за это и поплатился: его убили в возрасте 21 года. После его смерти организция пришла в упадок. Вывод: бедные и бескорыстные револю- ционные лидеры встречаются -- и бывают особенно эффективны, пото- му что люди им доверяют, хоть и редко берут с них пример. * * * Что до меня, то я не настолько состоятелен, чтобы не утратить своего материального благополучия, как только я бескорыстно займусь революцией. А зарабатывать революцией (то есть "раскачи- ванием лодки" и подталкиванием других к риску) на тот уровень материального благополучия, который меня устраивает (и который у меня сегодня есть), -- я считаю подлым, социально-вредным заня- тием. Я не хочу проявлять самоотверженность (не вижу достойных оснований), но я не хочу и подбивать к самоотверженности других. Я не уверен, что нереволюционных способов борьбы не доста- точно. Поэтому моя революционность ограничивается подготовкой к революционным действиям на случай, если лодку перевернут без меня. Сейчас у меня нет возможности сколько-нибудь влиять на состояние лодки, и вдобавок я считаю более выгодным (в узко-личном и в широком смысле) готовиться к тому, чтобы побыстрее воспользоваться её перевёрнутостью -- до того, как случится большой ущерб. * * * Революция -- это в целом настолько большая мерзость, что зани- маться её подготовкой и проведением можно лишь в крайнем случае -- и относиться к ней при этом как к вынужденному злу. Меня не тянет лично участвовать в большом цикле обновления социальной верхушки: наобещали народу -> устроили бузу -> подсидели загнивших правителей -> выполнили кое-что из обещаний -> загнили сами. Я не хочу в нём участвовать, потому что у человечества уже нет ресурсов на продолжение прежних глупостей. Надо радикально менять мировоззрение, строй мышления, образ жизни. Надо созда- вать новую цивилизацию. Следует попробовать преодолеть "вечное возвращение" и стать, наконец, "сверхчеловеками". В настоящее время для этого имеется возможность, а потом её, скорее всего, не будет, потому что человечество увязнет в глобальном кризисе. Под "сверхчеловеч- ностью" здесь имеется в виду всего лишь понимание природы собственных слабостей и приобретение способности преодолевать их влияние. Слабости при этом останутся, но будут значительно меньше вредить. * * * Антитроцкин в пилюлях и каплях. Для лечения и профилактики. Предлагаю ругаться по-новому: не "иди ты к чёрту", а "иди ты к Троцкому". О, мне кажется, я начинаю понимать суть троцкистской заразы: если для нормального революционера революция -- это крайнее, редко используемое средство (а лучше и вовсе не используемое -- как атомная бомба), то для троцкиста она -- профессия, на худой конец приработок или хобби. Одна из заслуг Сталина перед Россией, Восточной Европой и пр. -- в том, что он почистил их в своё время от троцкистов. Но теперь эта идеологическая инфекция стала распространяться вновь. Перманентный революционер -- это паразит: ему нужен субстрат, на котором можно делать революцию, а формируют субстрат другие -- не-революционеры. Если собрать на изолированный остров кучу физи- ков, они частью переквалифицируются и выживут. Если же собрать на изолированный остров кучу перманентных революционеров, они пере- душат друг друга. Можно созидать, не разрушая: что-то разрушится само по себе. Но невозможно не разрушать, если ничего предварительно не создано. Ассенизатору тоже нечего делать, если предварительно не насрали, но, в отличие от перманентного революционера, ассенизатор не мнит себя важнейшим элементом общества, даже героем. Вдобавок ассени- затора ПРОСЯТ, а троцкист НАВЯЗЫВАЕТСЯ. Когда нет "революционной ситуации", и люди заняты по преимуществу простым трудом, према- нентный революционер таскается между ними и ноет: "Давайте хоть что-нибудь разрушим! Давайте хоть забастовочку сообразим! Ну что же вы, товарищи, -- трусливое жлобьё?!" Психологический портрет типичного троцкиста: поверхностность в суждениях, недоразвитость инстинкта самосохранения, неразборчи- вость, недисциплинированность, сверхактивность, общительность, стремление конфликтовать. Тактика троцкистов: пристраиваться ко всем борющимся за какой- нибудь вариант "светлого будущего" и сначала просто поддакивать им, а потом начинать понемногу "вдувать" свои бредовые идейки о всемирной левацкой революции. Открыто излагать свою ахинею они не отваживаются, потому что едва они пробуют это делать, как слушатели обычно разбегаются с кислыми гримасами. Сложность борьбы умеренного революционера с троцкистом состоит, во-первых, в том, что их расхождения -- зачастую лишь в нюансах, в дозах. А во-вторых, в том, что у троцкистов принято заниматься энтризмом, то есть прикидываться "своим" во всяком революционном политическом движении, втираться в доверие, а потом "радикализи- ровать" это движение изнутри. Может, троцкисты призывают друг друга к этому на своих съездах, а может, передают это из поколе- ния в поколение в банях -- в виде тайной устной традиции. Как правило, троцкист не стремится размежеваться с революционе- рами другого профиля: нет, он -- как бы один из них, только самый революционистый. Его революционность носит несколько неопределён- ный характер, и это позволяет ему демонстрировать готовность к сотрудничеству с любым человеком, который в конфликте с "социаль- ной верхушкой". Притёршись, он начинает понемногу вести троцкист- скую пропаганду: жизнь -- борьба; мораль -- глупая выдумка; рево- люция неизбежна и необходима; Сталин -- сволочь; нации -- отвра- тительный пережиток прошлого; глобализация -- это хорошо, потому что облегчает всемирную революцию; революция то ли делается, то ли делает состоятельными людьми; Григорий Климов -- вздорный писака и т. д. Троцкист -- это как бы революционный иезуит. Троцкистский под- ход разрешает лгать "ради революции", а также взаимодействовать с любыми уродами -- лишь бы в конце концов что-нибудь сломать. Поня- тие "подлость" у него отсутствует: в борьбе годится всё, на то ж она и борьба. Что под руку попало, тем и бей. Победа всё спишет. * * * "С нами троцкая сила!" "Троцкий тебе в ребро!"

5.4. Чиновники.

Как правило, чиновник если не мечтает продать Родину, то хотя бы задумывается об этом. От сделки его удерживает ревнивым взгля- дом другой чиновник, который тоже задумывается, не продать ли Родину, и не хочет, чтобы кто-то в этом деле опередил. А если какой-нибудь чиновник даже не задумывается о продаже Родины, то наверняка представляет собой какую-нибудь ленивую мелочь, которой отродяся не доверяли ничего такого, что можно было бы продать. Вообще, всякий нормальный и неглупый человек хотя бы однажды задумывается, не продать ли Родину. Но обычно оказывается, что обстоятельства не располагают, или страшно, или кажется, что это было бы слишком нехорошо. Он долго разбирается с собой, а потом обнаруживает, что её уже продали. Скорее всего, чиновники. Потому что располагающие обстоятельства у них случаются много чаще, чем у других. В самом деле, как может продать Родину, к примеру, водитель троллейбуса? Честные чиновники наверняка есть -- на тех должностях, на кото- рых трудно проявить большую нечестность. На тех же должностях, на которых проявить её легко, они чувствуют себя белыми воронами и вряд ли задерживаются. * * * Иная Родина такова, что надо ещё заставлять себя любить её. Вот она простёрлась, раскоряченная, и просит: люби меня! Но за что?! Любить хочется, но что-то не возбуждаешь ты, дорогая, этого чув- ства. Конечно, ты такая, какой мы тебя делаем. Но делать тебя достойной нашей любви мешает ревнивый чиновник. Кстати, продажный чиновник может искренне любить свою Родину. В самом деле, ведь он продаёт её не целиком, а маленькими кусоч- ками. Она большая, от неё не убудет. А если и убудет, то нарастёт вновь.

5.5. Эрудиты.

Эрудит говорит в основном чужими мыслями и их обрывками (прини- мая их обычно за свои). Поэтому их у него всегда очень много и некоторые даже блестящие. Своими речами и текстами он непременно производит сильное впечатление человека неимоверно культурного и глубоко думающего. Это впечатление держится до времени, когда эрудит получает возможность проявить себя в реальном деле, требующем здравомыслия, сообразительности, наблюдательности, гибкости. Впрочем, эрудит может быть вполне хорош и для дела -- если ситуации, в которых приходится действовать, не очень сложны и более-менее адекватно отражены в усвоенной им культуре. Если не знать "тайны эрудизма", невозможно понять, почему так много потрясающих книг и удивительно умных деятелей, а общество становится всё хуже и хуже.

5.6. Перепланировщики.

Железобетонные коробки, в которых живёт огромное множество местного народа, по большому счёту едва держатся. Даже средней силы землетрясение превратит белорусские города в руины, смер- дящие гнилыми трупами. Это -- проблема из проблем, которую тща- тельно замалчивают, потому что не в силах решить. Но находятся недоумки, которые ещё больше ослабляют жилые коробки своими дурацкими "перепланировками" квартир. Мало того, что эти тупые роют себе и другим яму, они при этом ещё и беспокоят своим грохотом соседей. А остатки разрушенных стен они зачастую вывозят в ближайший лесок. Некоторые перепланировщики вдобавок покушаются на общие возду- ховоды, то есть мешают соседям дышать. Можно сказать, наступают людям на горло. Никакой объективной потребности в "перепланировании" обычно нет, а есть лишь желание продемонстрировать наличие денег и вообще отличиться хоть чем-нибудь. Подлинный белорус никогда не будет маяться такой дурью, а постарается приспособиться к той конфигурации квартиры, какую Бог послал, тем более что в ней, как правило, нет ничего страшного. * * * О том, что в Беларуси случались заметные землетрясения, есть хотя бы у Карамзина: "...было землетрясение, ОБЩЕЕ ДЛЯ ВСЕЙ РОССИИ и ещё сильнейшее в Южной её части, так что каменные церкви расседались. Удар почувствовали в самую обедню... кирпичи падали сверху на стол... и т. д." ("История государства Российского", том III, гл. VIII) Это о 1223 годе. Давно. Значит, пора повто- риться. Так вот, когда каменные церкви "расседаются", тогда бетонные многоэтажки и вовсе разваливаются. В лёгких случаях дело ограничивается падением мебели на несчастных жильцов.

5.7. Интеллигенция.

Луначарский хитроват и легкомыслен, но очень много верного и НЕИНТЕЛЛИГЕНТСКОГО (что особенно важно). Александр Блок. Из дневников (1918 г., 26 янв.). Интеллигенции кажется, что она теперь отвергает социалистическую революцию, потому что стала более мудрой. На самом же деле она её отвергает, потому что стала более жирной, абсурдистой, подлой и хилой. А может, и не стала, а всего лишь проявляет свои старые пороки новым способом. * * * Один мой корреспондент выразился приблизительно так: "Интеллигенция -- это ноющий паразит на теле общества. Но она же и страшная разрушительная сила. Правда, много поколений она может тихонько сидеть по углам и лишь брызгать слюной на кухонных умничаньях, но в тяжелую для страны годину она может выплеснуть свою желчь неудовлетворенного самолюбия на властные структуры и, в своей наивной вере в 'давайте скорее разломаем, а потом создадим тааааакое...' нагородить столько, что стране потом долго расхлёбывать. В определённых условиях она сеет такую разруху в головах, что о-го-го. Этому есть очень простое объяснение: со студенческих времен большинство интеллигентов уверовало, что усилия надо прикладывать только время от времени -- на сессии. Но раз дошли до диплома, то очень многие из них необоснованно считают себя умными, не понимая, что перехваченная от случая к случаю некая сумма знаний еще не делает человека умным. Но им их дипломы представляются доказательствами исключительности, и они очень обижаются, что их профессиональные навыки мало ценятся окружающими. Вот тут и возникает синдром кухонного политика, брюзжащего на власть, что она неправильная, так как не может заставить всех оценить такого 'умника'. И в незрелых умах укоре- няется мысль, что вот придет ДРУГАЯ власть и всё изменится... И как только в стране случаются проблемы и негодяи зовут толпу на улицу, эта сила выплескивается визгливой волной желтой прессы. Впрочем, очень скоро пришедшая к власти команда пинком вышвыри- вает этих недотёп на те же кухни, и всё повторяется." * * * Интеллигенция как кандидат на роль основного источника зла... С предпринимателями вроде бы всё ясно: как правило, они готовы "делать деньги" на чём угодно, если при этом не сильно рискуют лично (те, которые готовы вдобавок и рисковать, идут в уголовни- ки). С чиновниками тоже нет сложностей: большинство из них не работает на народ, а всего лишь эксплуатирует какую-то свою "территорию", прикрываясь идеей государства, а все скопом они эксплуатируют территорию страны; в частности, пасут на ней своих дойных граждан. Иное дело -- интеллигенция. Эти зачастую выглядят солью соли земли (ну, вы представляете, как выглядит земля, в которой много соли...). Почти в любом роде занятий можно быть сравнительно хорошим че- ловеком, хотя и не всегда долго. К примеру, можно быть благород- ным жуликом, порядочным киллером, человечным предпринимателем. Аналогично не всегда порочен и интеллигент. Но если говорить об интеллигенции в целом, то эта социальная группа в силу своего места в обществе объективно предрасположена к причинению этому обществу наибольшего вреда. Интеллигенция тяготеет к западнизму не из "общечеловеческих", так сказать, соображений, а из узкокорыстных: чем больше цивили- зации, тем больше комфортных социальных ячеек для интеллигентов. Интеллигенты, стремящиеся к власти, делятся на "мягких" и "жёстких". "Мягкие" если и приходят к власть, то ненадолго. Или же остаются там прикрытием для людей иного рода. "Жёсткие" во власти начинают реализовывать свои вздорные проекты всеобщего улучшения. Яркий пример прорыва "жесткой" интеллигенции во власть -- правление Жана Кальвина в Женеве. Ещё один, не менее яркий пример -- правление Максимилиана Робеспьера во Франции. Революция конца 1980-х, начала 1990-х в России -- это по сути революция интеллигентская. Интеллигенция подсидела КПСС и потом недолго поприсутствовала во власти, чтобы в конце концов быть снова вытесненной оттуда корпорацией чиновников. За недолгий срок своего страшного правления интеллигенты успели разрушить в той или иной степени почти всё: от колхозов до комитета государствен- ной безопасности. * * * Интеллигент -- не то же, что "работник умственного труда". Инженер или офицер обычно интеллигентом не является (хотя может по простоте души впасть в интеллигентность). Интеллигент -- это обычно учитель, преподаватель, научный работник, творческий и околотворческий деятель, священнослужитель, а также довольно многочисленный непонятно кто. В общем, это человек, продукты умственных усилий которого не проходят непосредственной проверки практикой, но который, тем не менее, умудряется вновь и вновь убеждать общество в своей огромной полезности. Интеллигенция лелеет свою практически бесполезную субкультуру и подтравляет этой субкультурой культуру нации. Интеллигентность начинается с принятия интеллигентской субкультуры -- и ею закан- чивается. Основа интеллигентской субкультуры -- так называемый гуманизм: поверхностный культ прогресса, разума, знания и всеобщей любви. Иными словами, потакание человеческим слабостям, ведущее к генетической и нравственной деградации человечества и разрушению окружающей среды. Правда, типичный интеллигент человеком сколько-нибудь значи- тельного ума отнюдь не является. Он склонен мыслить интеллигент- скими "штампами" и за счёт них способен производить впечатление на неискушённых. Его псевдообразованность проявляется в знании большого количества разных "штампов", а неразвитость его мышления -- в неспособности сознавать их ограниченность и условность. Большинство интеллигентов не причастно ни к "научно-техническо- му прогрессу", ни к развитию культуры вообще -- конечно, если не считать причастностью паразитирование на культуре и отравление её деструктивными и бездарными продуктами своей "жизнедеятельности". Культура помогает выживать -- в конечном счёте. Что не помогает выживать, то -- псевдокультура. Культуру делают немногие. Чуть шире круг тех, кто её сохраняет и распространяет. Большинство же просто пользуется ею. Некоторые творят псевдокультуру, некоторые разрушают культуру. Основа влияния интеллигенции в современном обществе -- система образования. Приоритет получают не более умные, более знающие, более "правильные", а более образованные, то есть прошедшие через более престижную систему якобы подготовки к профессиональной дея- тельности. Социальная "верхушка" пропускает своих чад через прес- тижную систему образования, а в обществе поддерживает порядок, при котором прошедшие такую систему имеют преимущество в правах. Формальное образование -- это отчасти (а может, и в основном) средство поддержания границы между социальными слоями. У Гитлера: "Так называемая 'интеллигенция', как известно, всегда смотрит сверху вниз на каждого пришельца, который не имел счастья пройти через учебные заведения всех надлежащих степеней и 'накачаться' там всеми надлежащими 'знаниями'. Ведь обыкновенно у нас не спрашивают, на что годится этот человек, что он умеет делать, а спрашивают, какие учебные заведения он кончил. Для этих 'образованных' людей любой пустоголовый малый, если только он обладает нужными аттестатами, представляет собою величину, тогда как самый талантливый молодой человек в их глазах ничто, если ему не удалось преодолеть всю школьную премудрость. Очень легко представлял я себе тогда, как встретит меня это так называемое общество. Я ошибся лишь в том отношении, что считал людей все же гораздо лучшими, нежели они к сожалению оказались в живой действительности. Исключения конечно бывают во всех областях. Тем не менее, я в течение всей своей жизни строго различаю между людьми, действительно отмеченными известным талантом, и людьми, которые умели только почерпнуть школьные знания." ("Майн Кампф", ч. 1, гл. 9): Эдуард Лимонов называет интеллигенцию "буржуазией знания", но какое там к чертям знание?! В преобладающей части это лишь услов- ности, фикции и заблуждения, которые в текущем столетии большин- ством голосов в той или иной уполномоченной группе было принято считать истинами. Любимое занятие интеллигенции -- страстная пропаганда собствен- ной значимости и незаменимости. * * * Чему хорошему могут научить общество гении с цыплячьей грудью? Только чему-то вроде взрывания атомных бомб. В отношении челове- ческого развития -- физического, психического, нравственного -- почти ничему. Конкретное знание само по себе, как правило, не только бесполезно, но даже и вредно. От него может быть польза лишь при условии, что оно встроено в здраво организованную систе- му деятельности. * * * Причины отвращения интеллигентов к физическому труду, физичес- кому усилию состоят в следующем. Во-первых, чем меньше интелли- гент занимается мускульной работой, тем больше времени ему оста- ётся для работы умственной, посредством которой он самоутвержда- ется в среде себе подобных. Во-вторых после значительных умст- венных усилий у него попросту не остаётся психической энергии на усилия физические. В-третьих, это отвращение является обратной стороной культивирования интеллигенцией благоговейного отношения к труду умственному, что, в свою очередь, является условием высо- кой оплаты последнего. Даже в собственном доме интеллигент стара- ется переложить физическую работу на машины и прислугу. Довольно чёткое разграничение сфер умственного и физического труда -- "заслуга" интеллигенции. Отток энергичных людей из сферы физического труда привёл к тому, что усовершенствование такого труда стало занятием людей, для которых эта сфера является чужой: знакомой со стороны и непривлекательной. А данное обстоятельство не способствует качеству развития сферы физического труда. Можно говорить о её деградации: снижении её статуса, ухудшении задействованного в ней "человеческого материала". Деградация физического труда в современном обществе происходит по аналогии с деградацией пехоты в Средние века: этот род войск пребывал в малоспособном состоянии единственно потому, что основное внимание уделялось коннице. Избавление от физического труда не есть безусловное благо. Особенно если оно ведёт к увеличению энергетических затрат. Нет смысла бороться с физическим трудом, если потом приходится ком- пенсировать результаты борьбы физическими упражнениями, мучиться с загрязнением окружающей среды и воевать за ресурсы? Если первые машины, вытеснявшие ручной труд, внедрялись единст- венно ради большей производительности, то в дальнейшем мотивация расширилась. "Механизацию" и "автоматизацию" стали рассматривать как признак и стимул прогресса, средство избавления от физичес- кого труда, средство замещения избавившихся от него методом бегства. Деградация сферы физического труда -- это не столько линия раз- вития человечества, сколько вновь и вновь повторяющаяся фаза ци- вилизационного цикла, заканчивающегося очередной большой револю- цией: очередным упрощением образа жизни, прореживанием "социаль- ной верхушки", повышением статуса "рабочего человека". Временное упрощение образа жизни наступает при этом уже хотя бы вследствие причиняемых революцией разрушений. Временное повышение статуса "рабочего человека" имеет место, во-первых, вследствие упрощения образа жизни, во-вторых, вследствие активной роли "рабочего чело- века" в революции. Россия пришла к завершению цивилизационного цикла в 1917 г. США пережили своё небольшое завершение цикла в 1861-1865 гг. (избавились от рабства). Западная Европа завершала свои циклы в период падения Римской империи, во времена буржуаз- ных революций, а также в национал-социалистической революции 1930-х. Старение цивилизации выражается, среди прочего, в увеличении доли интеллигенции в обществе. Чем многочисленнее интеллигенция, тем более абсурдна цивилизация. Всякая смена цивилизации сопро- вождается довольно значительным уничтожением и вымиранием интел- лигенции. В СССР имел место культ пролетариата и "колхозного крестьян- ства". Конечно, он заметно отдавал фальшью: отправители его не стремились пристроить своих детей в указанные социальные группы. Этот культ являлся отчасти пережитком порыва 1920-х, отчасти средством удержания "низов" от недовольства. Но полностью фаль- шивым он не был -- хотя бы потому, что довольно многочисленные категории рабочих зарабатывали больше интеллигенции. Интеллиген- ция чувствовала себя ущемлённой. Трудно сказать, выражалась ли в этом ущемлении интеллигенции своеобразная мудрость Советской власти, но если большевики продержались целых 70 лет, значит, что-то в них было. В нацистский Германии глава Трудового фронта Лей уделял боль- шое внимание эстетизации физического труда. Об этом можно про- честь в воспоминаниях Роберта Шпеера (тоже приложившего к эсте- тизации руку). * * * Мне стала по-новому видеться диктатура пролетариата. Раньше она представлялась нелепостью: управляют ведь всё равно люди образо- ванные! А сегодня мне думается, что диктатура пролетариата была средством смещения волевого "центра тяжести" в сторону менее склонной к абсурдизму социальной группы. Концентрация ума и здра- вомыслия в сфере интеллектуального труда -- это вечно проваливаю- щаяся интеллигентская утопия. При попытках концентрации их там они попросту уничтожаются. Конечно, не всякий пролетариат можно допускать к диктатуре. Ны- нешний уж точно нельзя допускать -- как и нынешнюю интеллигенцию. Если человек правильно сочетает физический труд с умственным трудом, это существенно благотворно сказывается и на физическом труде, и на умственном. А вдобавок и на здоровье. Но классовая спесь интеллигенции привела к тому, что эти виды труда оказались в довольно большой степени отделёнными один от другого и даже противопоставленными. О, как возмущались советские интеллигенты, когда их временно отправляли на стройку или в колхоз! И до чего ограниченными были советские чиновники, которые считали, что этим они решают проблему урожая, а не проблему оживления интеллигентс- ких мозгов! Кстати, в идее пролетарской диктатуры наверняка, среди прочего, проявилась неприязнь отцов "научного коммунизма" к интеллигенции (а в неприязни -- их богатый опыт общения с "лучшими представите- лями" интеллектуальной части общества). * * * Пошёл бы в рабочие я сам? При некоторых условиях -- да. Быть рабочим в разумно устроенном обществе для меня было бы выгоднее, чем быть интеллектуалом в нынешнем. 6-часовый рабочий день, ударная оплата, здоровые условия труда, солидный статус, приятный коллектив (не курящий, не пьющий), возможность в свободное время (которого много) участвовать в интеллектуальной жизни общества на равных правах с другими -- это было бы много лучше, чем то, что я имею сейчас: 8 часов сидячей порчи зрения ради прокорма и забива- ние себе головы всякой ерундой. А свои специфические интеллекту- альные интересы я так или иначе удовлетворяю в приватном порядке. Наилучшее соотношение умственной и физической деятельности для тех, кто имеет склонность к умственной работе, -- это, наверное, один к одному, и лучше -- в течение дня. Кто не имеет склонности к умственной работе, того ею насиловать, конечно же, не надо. Пусть он газеты читает. Только не нынешние. * * * Я думаю, хотя бы некоторые обвинения, выдвигаемые антисемитами против евреев, надо бы выдвигать не против них, а против интелли- генции. Поскольку каждый второй еврей -- интеллигент, то и созда- ётся иллюзия, что "виноваты евреи". Какие обвинения я имею в виду? Западнизм, абсурдизм, космополитизм, клановость, среднебез- дарность, уверенность в своём превосходстве, презрение к народу, склонность к интеллектуальному паразитированию, любовь к деньгам, мечта о власти над миром в целом и над каждым обществом в отдель- ности. Всё это как раз черты интеллигентов -- отягощённых псевдо- образованием и разложенных цивилизованной жизнью. Может, какие-то отрицательные "еврейские" качества и остаются за пределами этого списка, но я о них не знаю. Итак, антисемитизм -- вздор. Главный источник зла в мире -- интеллигенция. Господи, я уже волнуюсь: ведь это вполне тянет на открытие! Может быть, его когда-нибудь назовут величайшим в XXI веке! Во всяком случае, не меньшим, а то и большим, чем открытие Коперника (довольно похожее на моё, кстати). В самом деле, какой прок от Коперника? Конечно, антисемиты будут защищаться и уверять, что не интелли- генция портит евреев, а евреи -- интеллигенцию. Некоторые евреи тоже наверняка обидятся -- за то, что я их якобы принижаю. Но я их -- фактами, фактами!

5.8. Пишущие особо ярким стилем.

В одной газете довелось споткнуться о шибко продвинутый текст, из которого я выдрал для примера следующий отрывок: "Белорусские поп-дивы блеснули во всех смыслах этого слова. На протяжении четырех часов на экране мелькали нимфетки в белом и роковые женщины в золотом. Общую картину вполне предсказуемо дополнили 'золотые' девочки, женщины-вамп и некрасовские женщины местного значения. Обилие невнятных сооружений из шелка, парчи и чего-то, очень напоминающего тюль, высоких сапог на тонкой шпильке и ковбойских шляп, внушало грустные мысли о бедности воображения исполнительниц и богатстве выбора торговых центров столицы. То и дело травмированный обилием информации мозг находил соответствующий образ -- прототип представленных на сцене бледных копий: от Мадонны времен агрессивной сексуальности и Бритни Спирс в пору невинной юности до Ирины Аллегровой в образе 'девочки по имени Хочу'." Как подобные авторы выживают с таким тяжёлым грузом ассоциаций? Ведь стоит им, наверное, только взглянуть на что-нибудь -- и из подсознания тут же начинает неудержимо ПЕРЕТЬ!

5.9. Исполненные чувства собственного достоинства.

Они не ходят, а ступают, вызывая заторы в узких общественных местах. Они не садятся, а усаживаются, так что есть время выхватить из-под них стул и полюбоваться тем, как они грохаются, гремя воображаемыми регалиями. Из общественного транспорта они не выскакивают (как все нор- мальные люди, избегающие создавать трудности ближним), а нисхо- дят, как будто вокруг никого им равного, так что всегда хочется "помочь" им толчком сзади (или рывком спереди). Их уверенная громкая речь всегда подразумевает, что окружающие благоговейно заткнулись и ловят каждое слово. Опасность их состоит, среди прочего, в том, что они способны производить впечатление на человеческую массу, сбивать её с толку своей глупостью и вообще путаться под ногами у революционеров, ведущих сложную подрывную работу.

5.10. Евродураки.

Евродурак -- это такой распространённый тип личности в Восточ- ной Европе: с европейскими идеями в башке и банкой пива в руке. В другой руке у него мобильный телефон, а изо рта торчит сигаре- та. Евродурак -- недопотребивший жлоб: западоид вне Запада, страстно мечтающий эмигрировать на свою "землю обетованную" или, в крайнем случае, увидеть расцвет западнизма у себя на родине. Наиболее яркая разновидность евродурака -- еврочмо. Это уже когда дело доходит и до "пирсинга". * * * Разговор с белорусским западоидом. - Европа засрана в буквальном смысле. Западоид (всматриваясь): - Это, наверное, не говно. - Говно самое что ни на есть. Собачье. - Но мы ведь тоже засраны! - Однако не в такой степени. Да и то лишь потому засраны, что потянулись в Европу. - Зато у них архитектура, музеи, магазины, возможность выразить свою индивидуальность и пр. - Но ходят они по говну. - Это издержки высокого качества жизни. - Собачьей. - Вот именно, и собачьей тоже! * * * Ущербность западоидского мышления наиболее эффектно проявляется в вопросе о рисках и вопросе о комфорте. Попробуй при западоиде заявить, к примеру, что езда в легковом автомобиле в 100 раз опаснее езды в автобусе и что поэтому лучше ездить в автобусе, да и то поменьше. Или скажи, к примеру, что комфорт нужно ограни- чивать, потому что каждый новый элемент комфорта означает ослаб- ление какой-то человеческой способности и таким образом чем боль- ше комфорта, тем больше человек деградирует. На тебя обрушится ряд глупых небрежных замечаний вроде того, что ты, наверное, при- зываешь людей вернуться в пещеры и снова надеть звериные шкуры; что прогресс неизбежен, а ты от него прячешься, как страус, и т. д. Иными словами, что ты дурак, который отвергает истинные ценности, потому что, наверное, не способен понять их или купить. * * * Мне говорят: на Западе человеку легче выразить свою индивиду- альность (узнать бы ещё: зачем?). Действительно, у обитателей Запада есть много возможностей выразить свою индивидуальность, но дело в том, что индивидуальность у них почти всегда довольно стандартная и относится к одному из нескольких популярных типов, насаждаемых рекламой. При таком мощном промывании мозгов, как на Западе, все зачатки нестандартного в головах быстро сносятся начисто (если только не представляют коммерческого интереса в качестве образца для создания ещё одного популярного типа). * * * Основные внешние типы местных западоидов: 1. РАССЛАБЛЕННЫЕ. Обычно волосатые или с напомаженной шевелюрой, торчащей вверх; с клоком волос на подбородке. Неагрессивные, но нервные. Одежда как бы свисает: майки и рубашки навыпуск, штаны приспущенные . Выглядят коротконогими и расширяющимися книзу. 2. БАЙКЕРЫ. Обычно коротко стриженные и татуированные. Одеваются в чёрную кожу, реже в камуфляж. Очень агрессивные. 3. РОКЕРЫ. Одеваются, как байкеры, но, в отличие от тех, волосатые и не проявляют большой агрессивности. 4. ДЕЛОВЫЕ. С галстуками и в белых рубашках. Обычно экономисты, юристы, консультанты и менеджеры. 5. С золотыми цепочками и лишним весом. Обычно коротко стрижен- ные. Одно время носили малиновые и зелёные пиджаки, теперь уже выделяют себя какими-то другими средствами. Высокомерные, агрессивные. * * * О молодёжи современного Запада. Средний воспитанник Гитлер- югенда легко накостылял бы сразу двум-трём таким расслабленцам. А если бы сильно разозлился, то ещё бы им бородёнки и серёжки пообрывал. * * * Пусть коренное население Запада вымирает в устоявшемся темпе и дальше, насколько оно готово платить этим за "высокий уровень жизни". Значительная часть обитателей Запада, заслуживает такой участи, а вдобавок получается наглядный урок остальному челове- честву. Но важно обеспечить при этом следующее: 1) чтобы на Запад не эмигрировал свежий "человеческий материал"; 2) чтобы западнизм не расползался. * * * О страшных кинокадрах с дистрофиками, снятых в концлагерях. Большинство современных людей в "передовых" странах будут выгля- деть почти так же, если согнать с них жир (а он им в основном и не нужен!) и "обнажить" тем самым их мускулатуру -- недоразвитую вследствие малоподвижного образа жизни. Одежда и жир скрывают кошмарную картину физической ущербности населения. Разумеется, концлагерная дистрофия задевала и мускулы, но всё-таки ЧАСТЬ жути концлагерных сцен обеспечена цивилизационными излишествами, а не эксцессами нацизма. Правда, если принять во внимание, что нацизм -- цивилизаторская идеология, то можно будет свалить на цивилиза- цию концлагерные ужасы ЦЕЛИКОМ. * * * Вещь как средство привлечения внимания к своей особе и как средство самоутверждения эффективна только в том случае, если у тебя она есть, а у других её нету. Поэтому западное изобилие в указанном отношении не более благоприятно, чем советский дефицит. Дефицит даже удобнее, потому что если ты что-то "достанешь", то наверняка получишь нужный результат. А при изобилии что ни "достань", всё блекнет на пышном фоне.

5.11. Борцы с контрафактной продукцией.

Из новостей: "ВО ВЛАДИВОСТОКЕ ПИРАТЫ ИЗБИЛИ БОРЦА С КОНТРАФАКТ- НОЙ ПРОДУКЦИЕЙ. Во Владивостоке был избит президент Антипиратско- го общества Приморского края Дмитрий Кобылкин. Четверо нападавших подстерегли возвращавшегося домой Кобылкина на улице Луговой. Они стали избивать его железными прутами. Позднее борец с нелицензи- рованной аудио и видео продукцией был госпитализирован в тяжелом состоянии." (lenta.ru: 01.06.2005) Хорошо что меня не было рядом, потому что я бы вряд ли устоял перед соблазном сильно ему добавить, а он этого наверняка бы уже не выдержал.

5.12. Делающие контрольные выстрелы в голову.

Первое значение слова "контролировать" в языках испанском и итальянском -- "проверять". На втором месте там значение "управ- лять". У французов это слово используется только в значении "проверять". У англичан -- только в значении "управлять". До не- давних пор в русском языке у этого слова были лишь два значения -- "проверять" и "сохранять возможность управления". Но потом вдруг начали делать "контрольные выстрелы в голову". Поскольку выстрел в голову не может быть "управляющим" или "проверяющим" -- и даже не может быть "сохраняющим возможность управления" -- то, наверное, это дурацкое выражение имеет в виду надёжное обес- печение требуемого результата (гарантию). Выражение "контрольный выстрел в голову", скорее всего, пошло от выражения "контрольный щелчок", но контрольный щелчок есть "обратная связь", сигнал от объекта, позволяющий убедиться, что некоторое действие совершилось, а выстрел в голову есть допол- нительное воздействие на объект с целью достигнуть результата наверняка. "Контрольный выстрел в голову" делают люди поверхностные, склонные бездумно подражать. Это любители новизны и "крутости", образующие массу потребительской саранчи, которая уничтожает биосферу. Привычка выражаться приблизительно разрушает язык и мышление. Жертва такой привычки теряет чувствительность к деталям. Он оказывается не способен понять объясняемые ему тонкости, потому что его языковая система не позволяет эти тонкости выражать. По- нятия у него более расплывчатые, чем у нормального носителя язы- ка. Он иначе воспринимает мир: как если бы был слегка близоруким и глуховатым дальтоником, но не знал об этом. А когда он выражает своё мировосприятие, он использует те же слова, что и нормальный человек, но слегка НЕ ТАК, как тот.

5.13. Не настолько богатые, чтобы покупать дешёвые вещи.

Я никогда не интересуюсь оправданиями, поскольку знаю, что они наверняка есть -- и зачастую очень убедительные, так что их лучше не выслушивать, а то чего доброго поверишь. Исключительно редко бывают такие безнадёжные ситуации, что мне не приходит в голову, как оправдался бы я сам, и возникает любопытство в отношении того, как могут выкрутиться в подобных случаях более толковые люди. * * * Критиковать расхожие афоризмы -- дело не то чтобы очень сложное или полезное, но иногда ими так тебя достают, что трудно сдержа- ться. Убить не всегда есть возможность, так надо хотя бы от души высказаться. Дешёвое -- далеко не всегда функционально худшее, менее надёж- ное, быстрее изнашивающееся. Дорогое зачастую дорого не потому, что потребовало значительных усилий для своего совершенствования каких-то полезных качествах, а потому что состоятельным людям хочется отличаться от основной массы народа. Но ведь некоторым из них наверняка и в самом деле кажется, что они всего лишь ещё не настолько богаты, чтобы покупать дешёвые вещи. Когда приобретаешь дорогую вещь, то не знаешь, действительно ли она настолько хороша, чтобы её цена окупилась, или же попросту кто-то наживается на апологетах упомянутого афоризма. Я припоминаю историю, рассказанную Расселом Акоффом в книге "Искусство решения проблем". Там у какой-то фирмы плохо распро- давался один брэнд водки (и хрен бы с ним!), хотя в своём классе он был средним продуктом по средней цене. Чтобы поправить дело, на эту водку ПОДНЯЛИ цену и стали предлагать как товар более высокого класса. Брэнд стал пользоваться спросом. * * * Что касается меня, то я обычно отдаю предпочтение дешёвым вещам -- по следующим причинам: 1. Если вещь оказывается плохой, от неё избавляешься без больших страданий. 2. Если вещь оказывается хорошей и всё-таки пропадает, страдаешь тоже не очень сильно. 3. Дешёвую вещь, которая оказалась хорошей, не очень жалко при случае кому-нибудь подарить. 4. Дешёвую вещь (да ещё потёртую) украдут с меньшей вероятностью, чем дорогую (и вдобавок новую). 5. Часто меняя дешёвые, но недолговечные вещи, научаешься в них разбираться и находить хорошие, хоть и не дорогие. 6. Дешёвая вешь, если она долговечна, -- это, как правило, меньшая нагрузка на природную среду, и без того уже сильно страдающую от недоумков. 7. Дешёвая вещь нередко бывает таковой из-за отсутствия в ней лишнего: прибамбасов, имеющих сомнительную полезность, зато снижающих надёжность, увеличивающих сложность и массу. 8. Дополнительные удобства, если они обеспечиваются дорогой вещью, вряд ли идут человеку на пользу: они расслабляют, а значит, ведут к снижению некоторых возможностей организма или ума. 9. Если пользуешься дешёвыми вещами, то получаешь возможность больше заботиться не о своих вещах, а непосредственно о себе самом. 10.Если осваиваешь новый тип вещей, лучше поупражняться на чём-то подешевле, чтобы понять, на какие особенности этих вещей надо обращать внимание при выборе и как использовать вещи так, чтобы не испортить. 11.Когда выглядишь "дешёвкой", меньше находится тех, кто тебя ненавидит и мечтает ограбить. Кстати, поэтому лучше не покупать дешёвых вещей, которые выглядят как дорогие. 12.Когда человечку нечем выделиться в массе (а быть в чём-то осо- бенным хочется каждому!), он пробует это сделать хотя бы за счёт промышленных изделий. Меня же и без того так распирает от моей особенности, что приходится принимать меры для маскировки.

5.14. Таскающиеся по городу в камуфляже.

23.10.2013: Я долго терпел попадающихся там-сям на улицах недоумков в пятнистом камуфляже, но сегодня увидел ещё одного и сломался. Кто-то всё-таки должен назвать вещи своими именами. Так вот. Если некоторая расцветка камуфлирует в лесу, поле, горах, пустыне, то в городе она, наоборот, ДЕМАСКИРУЕТ, причём в первую очередь выдаёт мозговую недостаточность. Ни один толковый городской-партизан-в-душе или просто агрессивный, но психически нормальный индивид, ходить по городу в пятнистом камуфляже не будет (впрочем, в яркой одежде тоже). Пятнистый камуфляж в городе ни маскирует, ни прибавляет круто- сти, а только предупреждает, как бросающаяся в глаза окраска у ядовитых и вонючих насекомых, что ты, скорее всего, видишь перед собой психопата, поэтому, если у тебя к нему есть большие претензии, лучше на всякий случай просто тюкнуть его сзади по голове, а не вести с ним переговоры спереди. Действительно защитные цвета, годящиеся как для города, так и для его окрестностей, -- монотонные тёмно-серые, коричневатые, желтоватые, болотные. Многие люди ходят в одежде таких цветов без всякого злого умысла, то есть, не держа партизанско-повстан- ческой фиги в кармане, поэтому рядящийся в них боец невидимого фронта малозаметен и в кустах, и в подворотне, и в уличной толпе. Я могу понять и простить мужика, прущегося в пятнистой шмотке на охоту или обратно, но совершенно не понимаю, почему цепляет на себя лесной камуфляж, к примеру, грибник или, скажем, турист. Неужели для того, чтобы какой-нибудь не вполне трезвый охотник звезданул по нему крупной дробью, заметив в кустах долгожданное шевеление, или чтобы в случае чего товарищам или спасателям было труднее найти в зарослях бездыханное или едва живое тело? Особенно раздражает, когда напяливают на себя камуфляж волоса- тые тщедушные сопляки, не служившие и не думающие служить в армии. Может, они таким образом надеются ловчее скрыться в ботве от милиции, когда та заявится, чтобы принудительно доставить их в военкомат. И совсем уж тянет дать пинок под зад, когда какой-нибудь ушлёпок с птичьей грудью (или, наоборот, разжиревшая дрянь с кольцом в ухе и татуировкой на шее) рядится в ЧУЖОЙ камуфляж: американский, немецкий или английский. Одежда всегда что-то говорит о своём владельце, и о таких вот она рассказывает, что это потенциальные перебежчики, и лучше пристрелить их заранее, пока они при случае не пристрелили тебя. Кстати, люди, отбывшие срочную службу, наоборот, нередко испытывают довольно сильное отвращение ко всему, что напоминает униформу, казарму, драяние сапог, наряды вне очереди, занятия бегом в противогазе и т. п. Бывают, конечно же, не-вполне-наслужившиеся типа меня, но они, как правило, не демонстрируют своего порока, чтобы не уподоб- ляться соплякам, а одеваются немножко в любимое только на встречи с товарищами по оружию или, к примеру, чтобы мешки с картошкой потаскать. Бывают и отслужившие лет по 20-30 (то есть, вдоволь) отстав- ники, которые просто ДОНАШИВАЮТ на даче, своё армейское шмотьё, потому что оно накопилось, а выбрасывать жалко, но у этих есть железная привычка к соблюдению формы одежды, и они дальше дачи обычно не попрутся одетыми "не по уставу". Некоторые бывшие служилые люди таскают на себе какую-нибудь военную мелочь типа тельняшки или штанов как скромный знак для "своих" и/или как выражение дистанцированности от деградирующего общества, но такие распознаются по простой короткой стрижке и по несопляцкому возрасту, и я против них, разумеется, ничего не имею. Также я готов войти в положение работяг, надевающих пятнис- тое, чтобы были менее заметными пятна от краски, машинного масла, крови начальника, чего-то ещё. Но с какой стати мне быть снисхо- дительным к остальным?! Если мне в городе попадается на глаза нацепившийо камуфляжеоб- разное индивид в возрасте молодого бойца или чуть старше, я сразу же заключаю, что он, скорее всего, 1) основательной военной подготовки не проходил и проходить не хочет; 2) не скрытен, не имеет наклонности к маскировке; 3) не башковит; 4) испытывает сложности с самоутверждением; 5) конфликтен, но трусоват. Я ЗА насыщение общества большим количеством всяких вещей, кото- рые пригодятся в случае партизанской войны (больших ножей, ма- леньких лопат, фляжек, котелков, плащ-палаток, одежды защитных цветов и т. п.), но соль ведь не в вещах, а в людях. У них должен быть интерес в защите страны, её коллективных ценностей, а как раз это большинству нынешних "камуфляжников" и не свойственно. И боевого толку от них всё равно будет мало, если у них даже к простой маскировке нет расположенности. Из обсуждения: "Добавлю ещё одну категорию. Вроде бы достаточно породистые военные, на камуфляже иконостас различных цацок, с нашивками о ранениях, которые с каждым годом растут. И -- кроссовки или гламурные ботинки. Особенно забавно это за границей. Типа, цирк уволил своих клоунов. Указанную категорию можно разбить на несколько. Одни носталь- гирующие фантазёры, мечтающие об уважении к себе как настрадав- шимся там чего-то ветеранам. А, главное, поверившие в это сами. Другие вынуждены себя как-то преподносить, но из нормальной формы тех лет они 'выросли', остаётся камуфляж, на котором не положено носить цацки (но как быть?!)."
Диверсионный взрыв. Красиво, но не долго.
Кадр из фильма "Clear and Present Danger" (США, 1998).

Возврат на главную страницу