Самураи приблизительно делятся на самураев по складу мозгов и
самураев единственно по положению в обществе. Самураи по складу
мозгов -- это, иначе говоря, самураи самураистые.
Жизнь самураистого самурая (далее просто "самурай") есть под-
готовка к смерти. Собственно, как ни крутись, а именно так в дей-
ствительности и получается -- у всех, а не только у самураев, а
самураи лишь спокойнее к этому относятся -- и готовятся не просто
к смерти, а к смерти правильной. Чем дольше самурай живёт, тем
основательнее может он подготовиться. А если самурай ленив, то
даже не особо тщательная подготовка к смерти занимает у него
очень много времени.
Самурай не рассчитывает на то, что смерть его будет героичес-
кой: он на такой исход только надеется, потому что на войне ему
надлежит не столько искать героической смерти, сколько выполнять
свой долг. А смерть при этом может наступить и внезапно, и даже
при совершенно негероических обстоятельствах: к примеру, какой-
нибудь другой самурай (менее правильный), перепив сакэ, пустит
стрелу не в ту сторону.
Чтобы самурай мог умереть в бою радостно, требуется столкнове-
ние добра и зла -- или хотя бы почти добра с почти злом -- но
ничего такого ведь не бывает, в какую войну ни всмотрись. Всякий
раз не очень умные герои, воодушевлённые речистыми недоумками
и хитрыми подлецами, идут в бой против таких же не очень умных
героев, тоже кем-то воодушевлённых по глупости или с корыстными
целями.
А бороться ведь лучше даже не с конкретным непосредственным
злом, а с первопричинами зла, потому что интерес толкового
самурая -- не в том, чтобы закончить свою жизнь в бою, а в том,
чтобы закончить её в бою как можно более действенным образом.
Какая сторона в драке правильная -- вопрос сложный. Если саму-
рай не в состоянии выбрать правильную сторону, ему лучше воздер-
живаться от ввязывания в конфликт -- или же вязываться в него
единственно ради упражнения. Также можно порекомендовать ему
попробовать образовать собственную сторону и развязать собствен-
ный конфликт.
Если годы поджимают, а смерть всё не подворачивается -- ни
героическая, ни просто служебная -- то надо задумываться о наме-
ренном приближении этого события, пока ещё есть порох в порохов-
ницах и пока не ослабла самурайская сила. Задача эта не простая.
Если не идёт на планете никакая разумная война (а войны -- как
правило, дурацкие), то обеспечить морально безукоризненные
условия собственного достойного отхода в мир иной оказывается
очень трудно. И лучше тогда стать менее взыскательным, иначе
рискуешь не успеть. Можно, не дожидаясь войны, броситься с мечом
на толпу волосатых выродков на каком-нибудь heavy-metal-концерте,
к примеру. Или устроить кровавую драку в ресторане, где богатая
сволочь транжирит украденные у народа деньги. Дело, разумеется,
нужное, но лучше бы выродки в этом случае оказались вооружёнными,
иначе чем они будут убивать отважного самурая? Но вооружённых
выродков надо ещё подлавливать, поскольку по улицам в открытую
они ведь не ходят. А просто харакири -- это частичное смывание
позора, а не достойный уход.
* * *
В одной из дальних поездок я как-то разговорился с попутчицей
больше, чем для меня характерно, и она высказала неодобрение
тому, что я слишком уж агрессивно выражаюсь (деталей не помню;
может быть, я пожелал сдохнуть паре-тройке белорусских политика-
нов: я им того и сегодня желаю). Я попытался оправдаться, объяс-
нить ей, что не считаю повышенную агрессивность безусловным недо-
статком и что вообще воспринимаю себя как воина, то есть челове-
ка, настроенного при случае убивать (в общественно-полезных
целях, разумеется). Так вот, она вместо того, чтобы вежливо под-
дакнуть ("о да, в тебе что-то такое чувствуется" -- или хоть
что-нибудь в этом роде), стала распространяться на тему, что всё
это ерунда и что воины не такие, как я, -- уж она-то знает -- а
такие, что тихо скажут слово, и все их боятся, и что, бывает,
даже говорить не надо, поскольку окружающие и без слов мысленно
сдаются им в плен.
Я не любитель переспоривать самоуверенных дамочек, как и оби-
жаться на грубые бестактности по отношению к ветеранам астральных
битв, поэтому не стал тогда развивать тему, но тот случай крепко
запал в мою нетвёрдую в общем-то память.
Я худо-бедно служил два года не при штабе, да и после армии
знавал немало людей, которые служили побольше и поинтереснее, чем
я, а то и воевали немного, но ни один из них не имел того выраже-
ния свирепости на физиономии и того напряжения в речи, какие
хронически присутствуют у отдельных совсем уж разболтанных психо-
патов и при наличии которых я сразу же заключаю, что декорирован-
ного ими психического урода я не буду трогать, даже если он ста-
нет при мне мочиться в подъезде моего же дома, потому что второе
правильное решение -- это сразу такого убить, пока он в ответ на
твоё резкое замечание не убил чего доброго тебя.
Даже мой бывший соратник по национал-социалистической ограниза-
ции, отставной спецназовец -- белорусский Джон Рэмбо -- ныне от-
бывающий пожизенный срок за якобы убийство, в личном общении от-
нюдь не производил впечатления человека, которому лучше не возра-
жать, если хочешь остаться цел. Да, воля в нём чувствовалась, но
не настолько патологическая, чтобы мне (с моей-то осторожностью!)
было неприемлемо ему возражать. Я даже сильно поругался с ним
два раза -- по делу. Правда, я встречал напыщенных, "властных"
индюков среди плохих армейских начальников из штабных и замполи-
тов, но им приходилось корчить из себя "кремни", потому что ничем
более утилитарным они отличиться в военных делах были не способ-
ны.
В нормальном, небоевом состоянии мои героические знакомые были
обыкновенные люди -- даже не особо мускулистые, без явных шрамов
и без авторитетных татуировок на видных местах. А этот дурацкий
образ грозного "мужика", расшвыривающего противников движением
брови, -- продукт плохого российского кино, которое делают по
преимуществу люди, "закосившие" в своё время от армии, и которого
сам я не смотрю по причине неприязни к халтуре и сальностям,
отчего и пребываю не вполне в курсе того, что есть воин в пред-
ставлениях современных дамочек из почти высшего общества.
Чтобы мой вид и моя речь внушали окружающим страх, меня надо
уж очень сильно взбесить. Некоторым это удавалось, но, кажется,
все они потом остались живы, поскольку я всё ещё на свободе.
Вообще, бить, убивать, рисковать, движением бровей повергать
ближних в ступор -- дело нужное, но всё-таки крайнее -- не на
каждый день. Да и маскироваться ведь следует, чтоб не нейтрализо-
вали превентивно те, "кому надо". Так что я буду и впредь разоча-
ровывать своей заурдядностью дамочек -- любительниц "крутых мужи-
ков" из русских сериалов. Какой я ни есть, я хотя бы настоящий --
и не корчу из себя большего, чем на самом деле.